вернуться к содержанию

В гостях у Е. И. Неволиной.

На стенах, на стульях, на полу развешаны и разложены большие и маленькие листы гравюр, выполненные художницей Евгенией Иннокентьевной Неволиной. Поворачивая голову направо, вижу гравюры, «посвященные прошлому и настоящему бурятской женщины», налево серия гравюр из балетной сюиты, прямо передо мной черная с красным обложка переведенной на бурятский язык повести А.Фадеева «Разгром». Хочется просмотреть всю книгу, увидеть как она сконструирована, нет ли в ней иллюстраций. Но книги нет. У меня под руками лишь одна обложка, сделанная художницей еще в годы ее молодости, почти сразу по выходе из Иркутской художественной школы.

Обложка книги А.Фадеева «Разгром» решительно отличается от всех окружающих меня гравюр Е.И. Неволиной. Все другие выполнены спокойным душевным человеком, обложка книги вырезана художником резким, публицистичным. Черные силуэты мчащихся сломя голову всадников, напоминающее взрывную волну красное облако за ними и над ними, диагонально расположенное название книги yimeen (Разгром) – всё ярко, броско, однозначно как выстрел. Все другие, когда в них используется цвет, имеют живописно согласованные цветовые отношения, обложка сталкивает без нюансов красный и черный цвета. Все другие отображают мирные занятия бурятских женщин, в обложке женщинам места нет. «Не мир, но меч» девиз обложки.

Обложка книги выполнена в 1933 году, а двумя годами раньше Е.И. Неволина написала картину «Учатся стрелять». Название объединяет ее с темой обложки. Глядя на нее, не сомневаешься, что автор картины и обложки один и тот же человек и пребывает он в одном и том же времени. Картина изображает трех девушек: две стоят, опустив к ноге винтовки, одна стреляет из положения «с колена». Картина может быть прочтена как три фазы движения упражняющихся в стрельбе. Одна девушка стоит анфас лицом на зрителя, другая стоит полуоборотом вправо, третья опустилась на колено, прицеливается. Получается своеобразный круг, по которому ходят спортсменки: выстрелы, спокойный отдых стоя, ожидание очереди стрелять и опять выстрелы.

Но у картины есть и другое название: «Девушки нашей республики». Это название было изначальным. Оно тоже имеет право на существование. Две стоящие с ружьями у ног девушки – само сияние счастья. Спортивные фигуры, белозубые улыбки. Одна из них в длинном белом, можно сказать, подвенечном платье. За ними холмистая долина, зигзаг уходящей к горизонту реки. Никаких атак, никаких разгромов.

И картину и обложку Е.И. Неволина выполнила, подчиняясь четкому ритму простых, но сильных сопоставлений, распространенных тогда в искусстве. Это выразилось в силуэтном решении форм, откровенно намекающем на плакатный, графический прием, на равных основаниях примененном и к эстампу, употребленному для обложки, и к картине, к живописи маслом.

Сейчас мы отвыкли от такого подхода к искусству, нас уже не устраивает прямолинейное выражение идеи, мы привыкли требовать от каждого вида искусства его специфических особенностей¹. Плакат для нас должен быть броским и ясным как афоризм, живопись должна завлекать в глубины цвета и форм, выявлять духовную многозначность сюжета. Но тогда все было иначе. Тогда живопись испытывала на себе сильнейшее влияние газетной агитационной графики и должна была во имя идеологических задач позабыть на время свои особенности. Задумчивая тишина, которая возвращает человеку потерянное среди будничной суеты душевное равновесие, оценивалась как отход от действительности. Но и сейчас, когда мы научились понимать более глубокие миры искусства, мы не можем отмахнуться от картин, знаменующих собой драматизм отечественной истории. Они для нас - куплет стародавней походной песни. А из песни слова не выкинешь.

Сохранился ли подобный напор в последних работах Е.И. Неволиной, когда она стала свободнее в выборе сюжетов, в технике рисунка, увереннее в своих силах? Я смотрю направо и вижу мирную сцену в бурятской юрте, налево – юные танцовщицы приготовились выйти на сцену. Волнами спадает занавес, торжественно и строго идут волны… Трудно придумать что-либо более противоположное лихой кавалерийской атаке. Не атакующий напор, - сочувствие, сопереживание заметно в поздних гравюрах Е.И. Неволиной. Проявляется оно, конечно, не в резких столкновениях черного с красным, оно в нюансах цвета и тона, в плавном движении действующих лиц ее сюжетов. Энергия, напор ушли внутрь сюжета, обернулись полнотой его раскрытия.

А начало этой лирике можно видеть в картине «Девушки нашей республики». Там она заслонена сюжетом и атрибутами – ружьями, - но обозначается мирным пейзажем, улыбками, белизной одежд. За той картиной последовал длинный ряд картин, изображающих мирные занятия жителей Бурятии, например, «Сеноуборка» 1948 года. Их нет сейчас перед глазами, они разошлись по выставкам, по музеям. Нет и фотографий с них. На виду только репродукция с картины «Учатся стрелять». Еще в довоенное время гравюра была надолго оттеснена живописью. Вернулась к ней Неволина уже забывшим плакатный тон художником.

Сравнительно недавно ( речь идет о 1960-х годах) Е.И. Неволина выполнила гравюру «Старый быт», теперь уже хорошо известную по многочисленным воспроизведениям. Название гравюры прямолинейно отражает чисто внешние признаки традиционного быта бурят, внутренней сущностью произведение варьирует на новый лад вечную проблему материнства. Собственно и проблемы никакой нет, есть постоянный пример нежной заботливой привязанности матери к ребенку, которая всегда возвышала, возвышает и будет возвышать обыкновенную земную женщину до образа Мадонны.

Счастливо найденное художницей композиционное решение варьирует привычную сцену кормления малыша. Молодая бурятская мать сидит у очага в юрте и кормит с ложки своего сына, не настолько маленького, чтобы быть совсем беспомощным, но и не настолько большого, чтобы обойтись без матери в столь важном для него деле. Фоном этому священнодействию служит взметнувшееся пламя очага, которое, как и в обложке к повести А.Фадеева «Разгром», имеет двойственное значение. С одной стороны, воспроизведено самое натуральное пламя, с другой, оно скорее ореол, вполне уместный здесь, где все так значительно, хотя с первого взгляда и обыденно.

Сопоставление старых и новых произведений Е.И. Неволиной можно проводить и по другим работам, и везде обнаруживается весьма существенная разница трактовки художественной формы при постоянной перекличке тех и других. Одна и та же душа художника воспринимала переменчивый мир окрест себя и отражала его сначала порывисто, с маху, а потом неторопливо сделанной гравюрой. Даже композиционный прием делать второй план символичным сохраняется на протяжении тридцати пяти лет творчества.

И не только композиционный прием объединяет столь далекие друг от друга по теме, по настроению произведения художницы. Неволина не успела воспринять от своего учителя И.Л. Копылова отношение к национальному искусству бурят как к основе искусства профессионального. Увлечение национальной формой художественного мышления у нее заменено привязанностью к нации, к людям Бурятии. От самых ранних лет, от той же картины «Учатся стрелять», до самых поздних работ Е.И. Неволина неизменно предана однажды избранному кругу тем. Везде она рассказывает о женщинах Бурятии, показывает их в интимные минуты их жизни, любуется ими, меняя от гравюры к гравюре сюжеты, композиционные варианты, все, что угодно, только не тему.

Эта привязанность к семье бурятского народа год от года, капля за каплей воздействовала на творчество Е.И. Неволиной. Молодая энергия, проявившаяся в ранних произведениях, постепенно заменялась тихим лиризмом, чуть ли не материнским отношением к своим персонажам. С конца сороковых годов, когда художница особенно энергично стала участвовать в выставках, это ее исподволь сложившееся качество стало видно всем. Художественная критика отныне совершенно справедливо называет Е.И. Неволину лириком, у которого ясно различимый негромкий напевный душевный голос.

Лирики, как правило, избегают резких стилевых перемен, придерживаясь такой формы искусства, какая позволяет им оставаться созерцателями по преимуществу. Их внутренний голос звучит песней. Если и случается им однажды приравнять «перо и кисть к штыку», они не способны бесконечно долго пользоваться этим колющим инструментом.

Иркутская художественная школа основывалась на конструктивном рисовании и пленерной живописи. Большое число поступивших в высшие художественные учебные заведения Москвы и Ленинграда наилучшая ей аттестация. А пленер с его культом световоздушности, рефлексов, взаимозависимости расположенных вблизи друг от друга цветовых пятен и есть наиболее последовательно выраженная созерцательная система изобразительного искусства. Выходит, лиризм Неволиной зрелых лет есть не только возвращение к себе, но также и возвращение к воспитавшей ее школе.

К сожалению, Иркутская художественная школа на рубеже 1920-1930 годов была переведена на сокращенную «ударную» программу, вследствие чего воспитанники ее получали скорее установку на профессионализм, чем профессионализм как таковой. Они успевали перешагнуть уровень самодеятельного стихийного творчества, но профессиональная культура усваивалась ими лишь в общих чертах. В редакции газеты «Бурят-Монгольская правда», в книжном издательстве выпускников Иркутской художественной школы принимали и такими, какими они на то время были. Все-таки неплохая была школа. А имея возможность каждодневно выполнять художественные задания каждый честный рисовальщик начинал расти, самообразовываться, достигать творческих уровней. Негласными учителями их теперь выступали произведения более опытных соратников в искусстве, книги об искусстве и журналы, доходившие из Москвы и Ленинграда до Улан-Удэ. Самообразование таким образом кроме укрепления профессионализма, пополнения эрудиции приобщало к наиболее востребованным художественным идеям. «Дух времени» впитывался в процессе работы для издательства, для выставок при неизбежном подражании и заимствованиях.

Одним из признаков духа времени 1930-1950 –х годов было решительное преобладание живописи над прочими видами изобразительного искусства. В 1920-х годах графика, в частности гравюра, не уступала живописи. Времена меняются. В краткой для служебных нужд написанной автобиографии Неволиной есть фраза: «… с 1935 г. я перешла на исключительно творческую работу». Что же, в книжном издательстве работа была не творческая или ее было мало? Нет, речь не о том. Неволина переключилась на живопись, как и большинство художников того времени. Именно живописец считался художником, а скульптор, например, только скульптором, то есть человеком, выполняющим объемные изображения. Она писала портреты, пейзажи, натюрморты, сюжетно-тематические полотна, ими и завоевала почетное место в Бурятском отделении Союза художников.

Но дух времени опять переменился. Опять графика стала популярна и Неволина вернулась к ней. Неволина даже официально стала числиться графиком. Собственно и возвращения, можно считать, не было, потому что работа для Бурятского книжного издательства не прекращалась. Время от времени художница выполняла обложки к издаваемым в Улан-Удэ книгам и выставляла их наряду с большими полотнами. Изменился удельный вес живописи и графики в творчестве Неволиной. Графика стала определяющим видом искусства у недавнего живописца. При этом и живопись не исчезла совсем. Оставив значительные общественно-политические темы, Неволина охотно писала натюрморты с цветами. Натюрмортная живопись стала дополнять графику на выставках, как прежде графика дополняла живопись.

Опуская нюансы перемен, сразу отметим их результат. Возникшая в 1950-х годах балетная серия самой тематикой обозначила новые рубежи. В ход пошла техника пастели, столько же графическая, сколько и живописная. Мягкая светоносность названной техники повела художницу к тому самому лиризму, о котором нами уже сказано. Примером может служить лист «Сидящая балерина. С большим вниманием к живому человеку Е.И. Неволина рисовала фигуру танцовщицы, отчего будто сама собой появилась гармоническая плавность линий и форм. Хорош этюд и по цвету: весь золотистый, с белыми пятнами одежды балерины и части фона.

Этюдом «Сидящая балерина» начинается новая более сложная по сравнению с предыдущей полоса в творчестве Е.И. Неволиной. Отсюда начинается ее наиболее ярко выраженный лиризм, сказавшийся так сильно в балетной сюите гравюр, в серии гравюр «Старое и новое» и в отдельных листах, таких как «Задумавшаяся девушка» и т.д. и т.п. Как ни парадоксально может оказаться это утверждение, но усложнение творческой задачи повысило мастерство Е.И. Неволиной. Штриху вернулась юношеская энергия, листам гравюры – целостность, всегда сопутствующая единству настроения.

Здесь упомянуты те самые гравюры, о которых сказано вначале, что они выполнены спокойным душевным человеком и что эти гравюры очень непохожи на ранние произведения Е.И. Неволиной. Подтверждение тому можно развернуть и на других примерах. Пройден огромный путь от фанфар тридцатых годов через трудную полосу военных лет к новой свободе творчества.

Сама Неволина выделением этапов своего творчества не занималась. В написанной по служебному заданию автобиографии Е.И. Неволиной, состоящей из одной странички торопливого текста, сложности ее творческого пути не отмечены. «Родилась в 1909 году в семье служащего, бухгалтера, в г. Верхнеудинске (Улан-Удэ). Окончила городскую семилетку №1 (б/ывшую/ женскую гимназию) и поступила в Иркутское художественное училище. По окончании его в 1931 году приехала в Улан-Удэ и поступила работать в редакцию /газеты/ «Б/урят/-М/онгольская/ Правда» в качестве корреспондента-художника и резчика по линолеуму, где проработала до 1933 г. Затем перешла работать в Бурят-Монгольское /книжное/ издательство художником-иллюстратором. Наряду с этим творчески работала в вновь организованном Бурят-Монгольском отделении Союза художников. И с 1935 г. я перешла на исключительно творческую работу.

Принимала участие в первой декаде бурят-монгольского искусства в Москве. В настоящее время активно работаю в области графики. Неоднократно награждалась почетными грамотами, а в 1957 г. Президиумом Верховного Совета БАССР за развитие советского изобразительного искусства получила звание заслуженного деятеля искусств БАССР».

Все очень просто и даже буднично. Будничность всегда непритязательна. Все в ней происходит как бы само собой. Но в этой простоте и непритязательности день за днем, год за годом десятилетиями шло становление общественной значимости художника и одновременное освобождение его от прямолинейной подчиненности обстоятельствам. В результате сложилось притягательное творчество, овеянное теплом личных чувств, ненавязчивой, но явственной женственностью. По нему безошибочно узнается творчество Евгении Иннокентьевны Неволиной.

вернуться к содержанию

на главную